Кофе в аэропорту имеет странный привкус перемен и нельзя сказать, что он не нравится Патрику, стоящему подле стройного ряда пошарпанных кресел рядом с аккуратным темно-коричневым чемоданом, купленным всего неделю назад в комиссионном магазинчике на углу, и терпящего укоризненную речь старшей сестры на тему «почему не стоит рубить с плеча». Он чётко знает, что за эмоциональной и раздраженной какофонией звуков её голоса, нервными жестами и почесыванием темно-рыжей макушки скрывается масса переживаний, как справиться с которыми она не знает, поэтому не испытывает ни грамма обиды, а лишь сожаления. Ведь за столько лет у них было слишком мало времени для того, чтобы разделять покой, и слишком много невзгод, за которыми было не видно родственной привязанности. А теперь уж… А что теперь? Он уже согласился на перевод в Австралию, где возьмет приход небольшой церкви Святого Августина и будет вкладывать все силы в спасение душ прихожан, и история эта подходит к концу. Остается лишь писать длинные письма, прикладывать к ним фотокарточки и звонить, когда попадется удобная для того минута. И не забывать о том, что…
– Ты просто обязан будешь приезжать хотя бы на Рождество или Пасху, Патрик! Что прикажешь говорить вот этому сорванцу? – и Мередит Ходж указала ухоженной ручкой с алым маникюром на её сынишку, наматывающему уже третий круг вокруг кресел и жалующегося на скуку.
– Что нужно слушаться и защищать маму, а также быть внимательнее, – О’Брайян быстро среагировал на то, что Эндрю был готов шмякнуться, поскользнувшись на ровном месте, отчего кофе из его стаканчика чуть расплескалось на пиджак, задев даже колоратку.
– Спасибо, дядя Рик, – мальчуган немного насуплено бросил взгляд на мать, а затем обнял родственника за ноги, доверчиво прижавшись и заставив падре лишь печально вздохнуть. – Ты же привезешь мне тарантула из Австралии?
– Только после того, как твой отчим приобретет завод по производству успокоительных для твоей мамы, – чуть насмешливо вскинул брови Патрик, доставая из кармана платок и пытаясь спасти пиджак. – К тому же, твоей маме нужно сделать выговор за то, что не учит с тобой географию, ведь, насколько я помню, в Виктории нет тарантулов. Да и в Австралии вообще.
– Эх, Рик… Как же мы будем без твоего занудства?.. – Мередит полезла в наружный карман чемодана брата и выудила оттуда чистую колоратку, после чего отобрала у Патрика стаканчик с остатками кофе и стала помогать разобраться с одеждой, ведя себя при этом так, будто у неё двое детей и старший – благородный, но неразумный детина, принимающий заботу с воистину христианским смирением.
– С занудством вполне справиться Мерфи, особенно если учитывать, что после моего отъезда ему нужно будет найти, с кем болеть за «Шелбурн», – добродушно отозвался О ‘Брайан. Со вторым зятем он был в прекрасных отношениях и с радостью два месяца назад отвел сестрицу к алтарю, а вот отца маленького Эндрю едва простил, до этого грозясь переломать ноги и отмаливая после этого грех гнева. Впрочем, всё это было в прошлом и сейчас Мередит оставалась с замечательным человеком и ещё более замечательным сыном. От этого на душе у Патрика становилось всё светлее и радостней. Он крепко обнял сестру, чуть приподняв над землей, и звонко чмокнул в ухо. – Береги себя, Малышка М.
– И ты себя, дылда По, – плаксиво отозвалась миссис Ходж.
– И не хлыщи монастырское вино, что я принес. Оставь хоть что-то на Рождество, – растроганный и чувствующий вину за свой отъезд, Патрик не удержался от иронии и получил кулаком по плечу, после чего отпустил Мередит.
Диктор объявил его рейс. И они попрощались.
До лучших времен, которые могут и не настать.
***
Отец О ’Брайан ненавидел длительные поездки. Во время них его начинали обуревать самые разные мысли, которые зачастую имели весьма печальный лейтмотив личных поисков и попыток найти новую грань своей любви к Богу, создавшему их мир и требующего со смирением сносить все испытания, которые он ниспосылал. Со смирением в последнее время были огромные проблемы, которые новым потоком обрушились на мужчину, стоило ему поудобнее обустроиться в кресле самолета. Ему бы страшно хотелось, чтобы крик ребенка слева или мелодичный храп старика рядом отвлекли его, но, увы, нет. С каждой минутой на него всё сильнее накатывали воспоминания о том, какими тяжелыми были последние два года, когда мать боролась с раком мозга, а сестра медленно сходила с ума оттого, что не могла пристроить малыша Эндрю в школу. Несколько раз Патрик в отчаянии хотел сложить сан и с головой погрузиться в проблемы семьи, но и мама, и сестра начинали слишком яростно сопротивляться, настаивая на том, что давно почивший Патрик О’Брайан-старший был бы страшно расстроен тем, что его сын отказался от мечты. Матушка и вовсе кричала, что перестанет считать Рика своим сыном. И тот в немом бессилии возил её на химию, помогал Мередит с сыном, проводил воскресную мессу в своем приходе, что в пригороде Дублина, и старался сохранять самообладания. Как мог. А теперь всё менялось, и он попросту не знал, что с этим всем делать.
Было тяжело покидать родную Ирландию, но ещё тяжелее было бы в ней остаться и каждый день сталкиваться с жалостью со стороны соседей. И мириться с тем, что жизнь его, в сущности, беспросветно одинокая и невероятно печальная, ведь почти всю жизнь он провёл в молитвах, так и не узнав гаммы всех тех переживаний, которые были у его сверстников. Не окончил университет, не встретил первую любовь, не пошёл на работу и не создал семью. Его окружали молитвенники, исповеди, крещения, другие обряды, труд на благо церкви и многие размышления, от которых сейчас, казалось, совсем нет толка. «А ведь уныние – есть грех», – падре откинулся на спинку кресла и перевел чуть осоловевший взгляд на синюю полку для багажа. Затем выпрямился и замер в нерешительности. Отцепил ремень безопасности всё же и поплелся к туалету. Наткнулся на очередь, расстегнул пиджак и принялся ждать. В поле зрения вдруг попалась девчушка лет пятнадцати, которая заметив его взгляд, положила ногу на ногу и призывно посмотрела, заправив рыжий локон за ушко. Патрик лишь недоуменно фыркнул и отвернулся. А там и очередь его пришла, избавив от столь тривиальной и совершенно бесполезной попытки его соблазнить, тем самым скоротав время до прибытия.
***
Приход оказался… своеобразным. По прибытию, Патрика ознакомили с делами его новой церкви, показали келью, ровные грядки местного хозяйства, с многозначительным выражением лиц указали на монастырский погреб с вином и оповестили о том, что в районе в последнее время появилось много новых семей, отчего ему стоит готовится к множеству разного. Очень разного. И в этом падре удалось убедиться сразу же после первой проведенной мессы, на которую пришло довольно много людей, примерно треть из которых захотела исповедоваться. Ещё через неделю привалила особенная проблема – молодые девушки, которых уж слишком взбудоражил факт того, что вместо престарелого отца Алехандро у них поджарый отец Патрик. Они резко стали очень набожными, отчего родители их радовались, а бедняга-ирландец лишь кивал с неловкой улыбкой, так как одна из них умудрилась покаяться ему в грехе вожделения его же самого. И это случилось, как раз сегодня. А после его настигла миссис Уоррингтон – милая рыжеволосая особа, которая ожидала ребенка.
– Вы же будете готовы провести крещение? – на лице домохозяйки была светская улыбка, но уставший Патрик всё равно чувствовал давление с её стороны. И свою злобу, которой был крайне недоволен.
– Обращайтесь, миссис Уоррингтон. Как только будете готовы – так сразу, – О’Брайан приложил колоссальные усилия для того, чтобы остаться доброжелательным.
– Что же? Это прекрасно, спасибо, – красавица-мать улыбнулась ему с большей теплотой. – И спасибо за проповедь, было очень проникновенно.
– Спасибо, мэм, – скромно отозвался Патрик, сам про себя моля её поскорее уйти восвояси.
– Хорошего дня, падре.
– И вам, миссис Уоррингтон, – улыбнулся священник, а затем проводил женщину взглядом, когда та зашагала к выходу и пропала за тяжелой дверью церкви. Чуть пошатываясь от усталости, О’Брайан двинулся в сторону выхода из зала, когда заметил её. Чернокожую женщину в красивом белом одеянии, выгодно подчеркивающем её экзотичную красоту. Он и сам не понял, как замедлился и немного споткнулся о ступень, ведущую к кафедре, и крайне неловко шмякнулся. «Этого мне не хватало…, – подумал Патрик, а затем перекатился, присел и критичным взглядом осмотрел порванные на коленях штаны и сочащуюся из ссадины кровь, – беда-беда».
